Жарр, обжигающий сердца. Газета "Авторадио".Октябрь 2011г.



Жан-Мишель Андре Жарр – французский композитор, один из пионеров электронной музыки, играющий в основном на синтезаторах, автор и постановщик грандиозных световых шоу. Всемирную популярность приобрёл благодаря альбому Oxygene (1976), ставшему классикой электронной музыки. Начиная с 1979 года, провёл десятки грандиозных музыкально-световых представлений в разных точках планеты. Во время своего недавнего пребывания в Москве маэстро дал интервью Павлу Королёву для программы «Звёзды Авторадио».
«Авторадиогазета» публикует рассказ этого удивительного музыканта с комментариями ведущего.

Павел Королёв
Скажу откровенно: идти на интервью к Жану-Мишелю Жарру я робел. Да и как иначе, если магические звуки его музыки ещё в детстве вгоняли меня в гипнотическое оцепенение. Жарр – один из немногих западных музыкантов, чьи композиции частенько звучали в советских научно-популярных телепередачах.
– Расскажите, Жан-Мишель, как вы приобщились к электронной музыке?
– Я начал интересоваться электронной музыкой ещё до появления первых синтезаторов. Тогда мы играли на особых инструментах, чем-то похожих на терменвокс, который в своё время придумал ваш земляк Лев Термен. Он ведь первым в мире стал работать над концепцией электронного звука. А свой первый синтезатор я купил в Англии, это была первая в истории модель, которую только-только начали выпускать в Европе. Тогда он стоил просто безумных денег, и мне не без труда удалось его достать. Я продал мотоцикл и гитару, взял билет на поезд и поехал в Лондон покупать инструмент. И вот, он до сих пор со мной, всегда на сцене, это что-то вроде талисмана для меня.
А ещё, подростком, я много рисовал, и было время, когда сильно колебался, что выбрать – музыку или живопись. Меня вдохновляли русские художники начала XX века, советский футуризм, и, может быть, из-за этой страсти я стал стремиться визуализировать свою музыку. Когда я на сцене, для меня очень важно, чтобы зритель смог увидеть, что я играю.

Самое большое количество слушателей Жан-Мишель Жарр собрал в Москве, в 1997-м. День города, Воробьёвы горы, три с половиной миллиона человек – и обездвиженная столица! Один из пяти рекордов Жарра в Книге Гиннеса.
– Чем вам запомнилось то ваше шоу в Москве?
– Это незабываемо. Ваш бывший мэр Лужков говорил, что на концерт придёт тысяч триста, а пришло в десять раз больше. Неожиданный и очень приятный для меня рекорд, который зафиксирован во многих энциклопедиях. А вообще Москва производит на меня каждый раз какое-то новое впечатление. Этот город, да и вообще Россия всегда питают меня новыми идеями и вдохновляют. Мне нравятся ваше искусство, фотография, музыка, живопись, кино, я здесь всегда узнаю что-то новое, хочется снова и снова сюда возвращаться.

Слышать это особенно приятно, зная, что Жан-Мишель может украсить своим музыкально-зрелищным присутствием любую мировую столицу. Хорошо, конечно, когда за этим наблюдают миллиарды – такое не раз бывало, когда его шоу через спутник транслировались на весь земной шар. И Жарр творил чудо для каждого своего зрителя.
– Что для вас зритель – толпа со множеством рук и глаз или один конкретный человек?
– Для меня главное – та связь, которая возникает между зрителем и мной। Отношения с залом мне очень напоминают любовный роман. И вне зависимости от количества людей эта связь либо, возникает либо нет – так же, как и в обычной жизни.

Связь – хорошее слово, чтобы поведать историю рода Жарров. Его дед изобрёл один из первых звукоснимателей для проигрывателя грампластинок. Отец Морис Жарр – композитор, получивший три «Оскара» за музыку к фильмам, ставшим классикой Голливуда: «Лоуренс Аравийский», «Доктор Живаго» и «Поездка в Индию». Мать – участница французского Сопротивления Франситт Пейот. Сам Жан-Мишель трижды был женат, среди его избранниц знаменитые актрисы: Шарлотта Ремплинг и Анн Парийо. Дети у него тоже есть.
– Мсье Жарр, расскажите о ваших детях.
– У меня трое. Старшего сына зовут Борнабэ, он занимается кинематографом, недавно закончил снимать в Лондоне свой первый фильм. Дочь Эмили – настоящая принцесса, она дизайнер. И самый младший сын Давид, он совсем недавно начал заниматься музыкой и уже успел выпустить первый альбом.

Кстати, папаша в свободное от одного музыкального творчества время занимается другим: его компания «Жарр Технолоджиз» изобретает совершенные акустические системы и не только… Честное слово, история творчества и общение с Жаном-Мишелем заставляют усомниться в его земном происхождении. Человек, написавший такую музыку, столько всего сделавший – разговаривал со мной, дружелюбно улыбаясь какой-то загадочной, космической улыбкой.
– Мсье Жарр, а как у вас вообще с космосом?
– Забавно, но моя музыка всегда была как-то связана с космосом. У меня должен был состояться концерт в Хьюстоне, который заказало НАСА, и астронавт Рон Макнейр на космическом корабле прямо в космосе должен был играть вместе со мной. К сожалению, мой друг погиб в катастрофе «Челленджера», и концерт не состоялся. А на концерте в Москве я делал прямое включение с космонавтами, находившимися на станции «Мир». «Благодаря музыке Жана-Мишеля Жарра мы преодолеваем земное притяжение», – говорили они, и это мне было очень приятно слышать. А ещё есть астероид, который носит моё имя – учёные из НАСА назвали маленькую планету в мою честь. Так что я крепко привязан к космосу.

ИНТЕРВЬЮ С ПАТРИКОМ ПЕЛЯМУРГОМ



Этот человек находится в тени кулис и при этом отвечает за то, чтобы всё на сцене работало, как следует. На звукозаписывающей студии он технический специалист, а в ходе турне следит за тем, чтобы полсотни аналоговых синтезаторов работали как часы. В лице Патрика Пелямурга Жан Мишель Жарр обрел настоящего профессионала, на которого можно положиться и быть уверенным, что тот блестяще справится с любыми задачами.



В 1978 году Патрик участвовал в создании студии звукозаписи Croissy, и с тех пор является неотъемлемым членом команды Жарра как в музыке, так и в жизни. И Патрик готов рассказать нам об этом.


Я уверен, что многие, увидев на пластинках Жана Мишеля Жарра: «Патрик Пелямург – технический помощник», интересуются, кто же вы такой. Чем вы занимаетесь?

Чем занимаюсь? Что ж, на мне всё оборудование: техническая поддержка, инструменты, программное обеспечение и аппаратура (можно продолжать до бесконечности...). Я проверяю всё, начиная со светодиодов, которые надо снять или заменить, и заканчивая проводами. Кроме того я тестирую всё оборудование, чтобы быть уверенным, что с ним всё в порядке. Я всё время «сохраняюсь» (звук, шаблоны, предварительные настройки), так как не хочу что-нибудь потерять.


Ваша первая встреча с Жарром состоялась в 1978 году в процессе создания знаменитой Студии Croissy. Какие впечатления и воспоминания остались у вас от этой встречи?

Один мой хороший приятель работал там и знал, что ЖМЖ ищет помощника, и он познакомил меня с ЖМЖ. Эта первая встреча оказалась для меня знаковой. Я был впечатлен, ведь мне, музыканту, особенно по душе были клавишные инструменты... То есть я оказался полностью в своей стихии! Но я и представить себе не мог, что буду работать с ним и 30 лет спустя. Тогда ЖМЖ показался мне мечтателем с другой планеты, и сейчас он остается таким же!



Расскажите про первую профессиональную Студию ЖМЖ. Какой она была?

Та первая студия....Очень просторная, с микшерским пультом в центре, и вся заставленная его синтезаторами! Поразительная и с точки зрения технологии весьма примитивная....


Насколько я знаю, ваша работа в Croissy заключалась не только в технической поддержке и устранении неполадок со звуком. Вам представилась возможность проявить свои обширные познания о машинах и их обслуживании. Расскажите нам поподробнее об этой стороне вашей жизни.

Всё верно. Я еще и в моторах копался....есть у меня такая страсть! Я был совершенно счастлив, ведь ЖМЖ был полностью уверен в моей способности ремонтировать старые американские автомобили (кадиллак, бьюик, тандербёрд, студебекер...)! Эту страсть к машинам разделяли мы с ЖМЖ и его очень хороший друг Кристоф, очень известный французский певец. Я обожаю «железяки» и еще спортивные гонки (особенно Формулу-1) и получаю огромное удовольствие, когда вожусь с этими красивыми автомобилями.


Сейчас уже нет той звукозаписывающей студии Croissy. Какие воспоминания связаны у вас с этим местом?

У меня об этой студии много воспоминаний. Представляете, я всегда с удовольствием приходил на работу! Волшебный уголок, собаки ЖМЖ в саду (одна из них, самая старая, цапнула меня за мягкое место – бедняжка просто не узнала меня – шрам от ее зубов виден до сих пор!) И, несмотря ни на что, это замечательное место, где часто собиралась вся семья... Мама ЖМЖ всегда говорила обо мне, что я как ночной горшок, «который должен быть в каждом доме!»

Ваше сотрудничество с Жаном Мишелем началось, когда вы были уже очень и очень опытным специалистом в своей сфере и работали в разных французских клубах, например, в Club Med. Вы создали свою собственную компанию по поддержке звукозаписывающих студий (Musique Connexion). Расскажите нам про свой предпринимательский и прочий опыт тех лет.

Хахааа! Club Med! Я был молод, многое пробовал из любопытства...наслаждался солнцем, морем и девушками! Зарплата была небольшой, но зато веселья, хоть отбавляй! Я сочинял музыку для музыкальных комедий.... И играл на пианино: нужное умение для того, чтобы клеить девчонок ;oDD!

Musique connexion (свою компанию) я создал позже (спустя 10 лет после первого знакомства с ЖМЖ). Параллельно я работал в музыкальных магазинах, занимался картингом (куда же без автогонок...). Работал и еще в одной звукозаписывающей студии вроде LA FRETTE STUDIO.


В конечном итоге вы открыли собственную студию звукозаписи вместе со старыми друзьями - Франсисом Рэмбером и Кристофом Гирадоном: FPC Studio.

Постойте! Мое имя является частью зарегистрированной торговой марки FPC (что на самом деле означает: Франсис, Патрик, Кристоф), но только потому что мы искали прикольное и звучное название. Затем я помог в обустройстве на месте и установке оборудования. Могу и починить там что-нибудь, если потребуется. Но я не работаю в FPC (нет времени!).


Вы записывали Франсиса Рэмбера, а также работали на его концертах (на DVD «Лион 2007» видно, как здорово вы потрудились). Каково было вплотную сотрудничать с таким энергичным человеком?

Мы с Франсисом крепко подружились еще до того, как начали совместную работу. Мы уже давно трудимся бок о бок. С Франсисом удивительно легко, так как он точно знает, что хочет получить на выходе и поэтому дело спорится. К тому же он всегда приносит с собой конфеты (шоколадных мишек, которых я просто обожаю...)


Друзья, близкие... Я знаю, что есть человек, который с самого начала делит с вами не только профессиональную арену: Мари Лори (MARIE LAURIE). Мы знаем, что она большой профессионал и удивительный человек. Расскажите нам о ней.

Хааааа! Она необычайно болтливая, очень симпатичная, с отличным характером! Спонтанная и непредсказуемая, частенько оказывается в опасных и экстремальных ситуациях, ведь ее эмоции преобладают над разумом!... И всё же я никому ее не отдам, буду с ней вместе до конца, и даже в старости не променяю ее на двух «новых» (хотя об этом стоит подумать, хахахааааа!).

В 1988 году вы опять работаете с Жаном Мишелем Жарром - над альбомом «Revolutions». С этой пластинки началось ваше постоянное сотрудничество. Что вы можете сказать об этом новом профессиональном опыте?

К тому времени мы уже 10 лет работали вместе, и было совершенно очевидно, что это тесное и прочное сотрудничество, основанное на взаимном доверии и дружбе, будет продолжаться.


В том же году вы участвуете в записи альбома «Live», как свидетельство лондонских концертов. На обоих концертах был особый гость: Дождь. Насколько трудно звукооператору работать в подобных условиях на открытой площадке?

Дождливая или влажная погода создает огромные сложности в работе, ведь, вы понимаете, на борьбу с ней уходит очень много времени! А во время концерта чего всегда так не хватает?….. – Времени! Приходится особым образом следить за пультами: тщательно просушивать их феном каждый день и скрещивать пальцы, чтобы не случилось короткого замыкания. А с другой стороны, получаются впечатляющие фотографии (капли дождя на цимбалах…!)


Во время записи альбома «Chronologie» вы столкнулись с очень интересной задачей: реанимировать аналоговый синтезатор, созданный 16 лет назад Мишелем Гейсом специально для Жана Мишеля Жарра. Смею предположить, что реконструировать такой важный для записи альбома инструмент, который также использовался в туре «Европа в Концерте», оказалось очень увлекательным занятием.

Это была не реконструкция, а создание нового инструмента, на той же самой базе, но с совершенно другой философией. Мы оснастили его новыми комплектующими деталями, которые сделали синтезатор намного современней. Это было новое творение: и технические разработки, и дизайн принадлежат музыкальной лаборатории MUSIQUE CONNEXION и мне (почти вся работа выполнена в музыкальной лаборатории..!)

Вы правы, этот Дисиквенсер был на сцене во время тура «Европа в Концерте». Из-за влажного воздуха я просушивал его перед каждым треком на всякий случай, чтобы сенсорная клавиатура не вышла из строя.

Можно ли сказать, что альбом Жарра «Oxygene 7-13» оказался для вас самой сложной задачей? Ведь вы несли ответственность за многочисленные синтезаторы, и вместе с тем – я уверен - были плотно вовлечены в звукозаписывающий процесс. Недаром на обложке альбома «Oxygene 7-13» написано, что вы участвовали в его записи вместе с Жарром. Как менялись ваши обязанности от «Revolutions» к «Oxygene 7-13»?

Я так не думаю. Даже если задача сложна сама по себе - это работа, и я не думаю, что самая трудная на свете…! Я записывал музыку на многодорожечный магнитофон и midi-контроллер (MPC 60 AKAI) одновременно. Я развивался, и сейчас у меня гораздо больше обязанностей, шире круг технических вопросов, за которые я отвечаю. Большую часть этого поручил и доверил мне ЖМЖ.

Прошу вас ответить предельно честно: повлияли ли вы, как звукооператор, на решение Жарра сделать альбом «Aero» в системе звука 5.1?

Я не очень-то работал над этим альбомом с музыкальной точки зрения. И это решение ЖМЖ принял сам...

Если «Oxygene 7-13» был в большей степени сложнозвучным из-за аналоговых синтезаторов, то «Téo & Téa» - его противоположность, больше «цифры» и меньше инструментов. Запись этого альбома совпадает с открытием новой студии Жарра в Париже. Расскажите нам об альбоме и о новой студии.

Это великолепная студия, моё детище, очень просторная, музыканты любят в ней репетировать. Все звукооператоры, которые приходили туда (среди них Ален Куррье (Alain Courrieux), Дэвид Перро (David Perreau)…), единогласно заявляли, что в студии прекрасная акустика.


Как вы оцениваете версию «Oxygene» 2007-го года, в качестве обновлённого релиза оригинальной записи, с точки зрения опытного звукооператора?

Я думаю, что эта новая версия действительно очень качественная; это заметный технологический прорыв, равно как и в 1976 году. Потрясающее мастерство!


Мне кажется, что для каждого технического специалиста в этой области работа с бесценными аналоговыми синтезаторами должна быть сказочной мечтой….или ночным кошмаром?.. И как раз этим вы занимаетесь последние 4 года. Как вы справляетесь с капризами таких прекрасных и таких ненадежных «старичков»?

На самом деле я уже давно справляюсь с ними….более 25 лет!!! На всех концертах, начиная с 1988 года! Мне действительно нравятся эти заботы: устанавливать их, чинить или настраивать перед каждым шоу, а еще показывать всем, что есть не только виртуальные инструменты, у которых нет звука и которые немые по определению!!! В такой работе нет ничего кошмарного! Это просто сказка… Это мечта, или почти мечта.

Во время последних туров Жарра ваша работа не заканчивается с завершением концерта. На самом деле ваша работа длится и длится – установить инструменты в одном городе, а несколько часов спустя смонтировать синтезаторы на сцене в другой стране. По правде говоря, вы первым появляетесь на сцене и последним покидаете ее. Каков портрет повседневного Патрика Пелямурга во время турне?

Как правило, всё происходит так: подъем около 9-ти, затем завтрак, монтаж, ланч, настройка, репетиции, проверка звука, проверка аппаратуры, снова настройка, обед, затем опять настройка, перерыв, погрузка оборудования в грузовики, душ, в автобус и спать! Отмечу, что наш кейтеринг (персональное ресторанное обслуживание) организован просто хмммммм превосходно! А если повезет, я стараюсь отправиться на прогулку в город, как обычный турист…! Но это удается нечасто…


Жан Мишель Жарр заявил, что сейчас работает над новым альбомом, и вы принимаете в этом участие. Я не призываю вас, раскрывать детали, но, как вы догадываетесь, аудитория Жарра с нетерпением ждет от него новой музыки. Итак, что вы можете рассказать об этом новом релизе?

Прямо сейчас…НИЧЕГО! Кроме того, что там будут некоторые обновленные «старые» синтезаторы, и это всё!


В мае начинается новый тур. Я полагаю, что вы снова будете в пути вместе с командой Жарра.

Да, конечно!


В туре «2010» были использованы и цифровые синтезаторы. А какие новые инструменты можно ожидать на сцене в этом новом турне?

Такие же, как и прежде, без кардинальных изменений… За исключением одного или двух сюрпризов!


Ваше турне по Европе длится 4 года. Я думаю, настал момент, проанализировать это удивительное (и продолжительное по времени) приключение. Пожалуйста, ответьте кратко на этот блиц-опрос:

Ваш любимый концерт: какой и почему?: LA DEFENSE (хоть он и не входит в турне, о котором вы говорите) – ГРАНДИОЗНЫЙ

Забавная история, которая особенно вам запомнилась. Как в Чехии сломался автобус! Все собрались в другом автобусе - немного странно для раннего утра, зато весело ;оD!


Страх: один или несколько в таком длинном туре. Внештатная ситуация (Отмечу: Патрик никогда не бывает в отчаянии, если что-то не работает – не стоит волноваться, нужно просто заменить деталь! А поскольку Патрик в любой ситуации – отличный специалист, всё всегда работает хахахаха)

Человек: кто-то особенный, кто помогает вам в ходе турне. Ален Куррье (звукооператор).

Любимый синтезатор из тех, с которыми вы работаете. Их два: 2 ARP 2600 и RMI

Музыка: любимая запись из тех, что вы исполняете на сцене. MAGNETIC FIELDS 1

Запись: CD или пластинка, которую вы слушаете во время этих турне? Леннокс и «Херби» Хэнкок (и песня Пинк «Imagine»)

Путешествие: город или страна, которая особенно запомнилась? Лиссабон.


И наконец, в каких еще проектах вы будете участвовать, помимо нового турне и альбома Жарра?

С ЖМЖ времени всегда не хватает!!! Но, тем не менее, у меня в проекте акустическая система для домашних кинотеатров для некоторых моих клиентов. Мы с Домиником Перрье только что закончили наш самый первый проект: Space Art, переработанное издание, и пока этого достаточно! (P.S.: если вы купите мне 150 дисков с новейшими компиляциями, я скажу вам, какие синтезаторы, будут использоваться в грядущем туре ЖМЖ!!! Хахахахаааа ;oDDDD)


Было приятно пообщаться, до скорой встречи!

И мне тоже было приятно. До скорого.


ПП.

Спасибо большое, Патрик, не только за интервью, но и за все наши встречи во время последнего турне. Я с удовольствием задал вам все эти вопросы. Удачи в дальнейших начинаниях!

«Жан-Мишель Жарр. Прогрессивный синтезаторщик из Европы».

Прошлым летом европейская публика получила большую дозу электронной поп-музыки в виде альбома «Oxygène» («Кислород»), который несколько месяцев держался на верхних строчках французского и голландского чартов. «Oxygène» - произведение 29-летнего француза Жан-Мишеля Жара, уроженца Лиона, который на пути к успеху обучался игре на пианино и синтезаторе, а также играл в парижских рок-группах и сочинял рекламные мелодии для радио и телевидения. Что касается самого Жарра, то он отлично владеет английским языком, с помощью которого хвалит свои музыкальные инструменты и технику записи композиций, а также рассказывает о роли синтезатора в современной поп-культуре. Если стиль его музыки и ясность мыслей – надежные индикаторы, то у Жарра хорошее будущее.


Вашим первым музыкальным инструментом было фортепьяно?

Да. Я изучал классическое фортепьяно в Парижской консерватории и я должен сказать, что подход в обучении и в США, и в Европе, был старомодным, устаревшим, потому что мы учимся по книгам, которые были написаны в начале 19 века. Во время учебы я также играл в местных поп-группах на гитаре и пианино. Кроме этого я начал работать в «Центре электронной музыки» («Группе музыкальных исследований»), которым руководят Пьер Анри и Пьер Шаффер. Пьер Шаффер – это тот самый человек, который изобрел электроакустическую музыку. Он – отец «конкретной музыки». Они открыли Центр в 1945 году или около того, задолго до того, как электроника стала широко использоваться в поп-музыке и такие композиторы как Джон Кейдж, Стокхаузен и Ксенакис стали в нем учиться. Я сотрудничал с ними в течение трех лет, и это дало мне возможность поработать с одним из самых больших синтезаторов того времени.


И всё же Ваша музыка сильно отличается от классической электронной музыки.

Я понял, что люди в современной классической музыке имеют слишком интеллектуальный подход в создании своей музыки. Они имеют дело с математикой музыки, философией музыки, даже с социологией музыки, чем просто с музыкой. А т.к. я по большей части композитор, а не ученый, то я решил собрать потихоньку свою собственную студию в квартире. В то же самое время я много работал с японской музыкой и другими видами неевропейской музыки.


Какое влияние это на Вас оказало?

Я обнаружил, что мы, в западной музыке, единственные, кто работает с письменной системой записи звуков, с письменным кодом. Этого нет в живописи, ни в хореографии, ни даже в самой музыке, а именно в африканской или азиатской музыке, в таком виде. Эта система была только в западной музыке последние несколько столетий, хотя раньше ее не существовало и здесь. И по этой причине, для нас музыка – какое-то абстрактное искусство, что-то высокоинтеллектуальное. В начале 20 века Шенберг, Веберн и Берг поняли, что им нужно было что-то больше, чем просто традиционная музыка. Но что они сделали? Они всего лишь создали другую интеллектуальную систему, настолько сложную, что вам на некоторое время нужно стать доктором философии и математики, чтобы понять музыку, чтобы прочитать 200-страничную книгу, в которой объясняются понятия. Это больше стало относиться к уму, чем к чувствам.



Augenmusik (Музыка для глаз).

Да. Но, когда я обратил на это внимание, некоторые восприняли это с иронией, думая, что я пытаюсь передать чувства и эмоции с помощью «электроники». Существует некоторая путаница по поводу электронной музыки: не она электронная, а инструменты электронные. Если музыка воспринимается как механическая или без души, то это не из-за машины (т.е. синтезатора), а из-за человека, работающего с этой машиной. Разница между машиной и музыкальным инструментом состоит в том, как Вы их используете. Если Вы хотите передать какое-либо чувство, Вы можете сделать это с помощью том-тома, ситара, пианино, синтезатора или компьютера. Это вопрос подхода, вот и всё.


Вы используете музыкальный инструмент как средство передачи.

Да, именно так. И так как мы живём в электронную эпоху, я использую инструменты своего поколения. Электронные устройства действительно оптимально подходят для передачи, сообщения, потому что 95% любители музыки слушают именно музыку, созданную с помощью электронных устройств. Даже Бетховена исполняют на синтезаторах. Такие акустические музыкальные инструменты как скрипка и арфа, а позже, фортепьяно, были созданы в начале 17 века мастерами своего времени, которые тесно сотрудничали с композиторами. Композиторы говорили: «Попытайтесь сделать мне инструмент, похожий на скрипку, потому что мне нужен вот такой звук». Конечно, я ничего не имею против акустических музыкальных инструментов. Но, если мы хотим музыку, которая будет соответствовать нашему времени, и мы не работаем вместе с сегодняшними мастерами над созданием новых инструментов, то это означает, что мы не такие умные как композиторы, жившие три столетия назад.


Вы упомянули Бетховена, сказав, что его исполняют на синтезаторах. А, что Вы думаете о таких «электронщиках» как Уолтер Карлос и Исао Томита?

Я их очень уважаю, потому что они делают интересные вещи, но я не думаю, что это лучшее применение синтезаторов. Они используют их лишь для имитации классических музыкальных инструментов или для имитации произведений классической музыки. Я думаю, что нам нужно иметь в виду, что этот инструмент не похож на все другие. Да, меня интересует работа Томиты, потому что он прекрасный музыкант, но я думаю, что впервые в жизни мы можем уподобиться скульптору, стоящему перед камнем. Все акустические музыкальные инструменты имеют звук, который определен изначально. Когда Вы делаете пианино, Вы навсегда определяете, какие звуки оно будет воспроизводить в дальнейшем, и все знают, как звучит пианино. Но, никто не знает, как звучит синтезатор. Вам приходится создавать его звуки. Вы работаете над звуком также как и скульптор над своим камнем. Мы должны изменить свое отношение к музыкальным инструментам как продолжению рук, а не мозга. Может быть это из-за письменной системы записи звуков. Мы всегда думаем о музыке, прежде чем начинаем ее создавать. Печально, что многие люди говорят: «Я бы очень хотел создавать музыку, но я никогда не учился тому, как ее читать или писать». И это не единственный подход. Дети теряют интерес, когда в музыкальной школе им приходится заучивать ноты, даже не прикоснувшись к инструменту.



Как Вы начали создавать «Oxygène»? Вы сначала сочинили, входящие в него произведения, а потом записали альбом целиком, или он создавался по мере того как Вы его записывали?

Давайте теперь я использую другую аналогию, аналогию с рисованием. Вначале у меня есть только черновой вариант, замысел, и после этого происходит диалог с инструментом. Художник может сказать: «Я хочу нарисовать птиц на ветке дерева», и по мере того, как он работает на полотне, у него появляются идеи, как эти птицы будут выглядеть. Это эволюция. Но на самом деле это не импровизация. Я стараюсь, чтобы в моей работе была системность. Когда у меня есть только черновой вариант, я нахожу что-то и пытаюсь включить это в целостную структуру музыки.



Сколько дорожек Вы использовали при записи альбома?

Он был записан на 8 дорожках. Вы используете 24 дорожки, когда записываете группу музыкантов и хотите барабаны на 4 или 5 дорожках и гитары в стерео. Есть также тенденция, когда у Вас очень много дорожек, чтобы сказать: «О, это не имеет значения. Эта часть немного слабая, но у меня есть дополнительные дорожки, и я могу еще что-нибудь добавить». Если Ваша музыка на 2 или 3 дорожках, это значит, что она хорошо сведена.


Как именно Вы будут выглядеть Ваши живые выступления?

Я постараюсь занять экологическую позицию по отношению к музыке и технологии. Используйте технологию, но осторожно! По этой причине в «Oxygène» есть места, где используются всего 2 или 3 дорожки. У меня 10 пальцев, поэтому мне не придется использовать магнитофонные ленты или что-то подобное. Я хотел бы приобрести компьютер для изменения параметров настройки во время исполнения трека.


Какое оборудование Вы используете сейчас?

Я использую «ARP 2600» и «ARP 2500», иногда «Moog III», но этого недостаточно. Также использую очень интересный синтезатор «VCS-3». С проводами много проблем. Я использую «Меллотрон» и орган «Farfisa» и другой орган, который не так хорошо известен в США «Eminent». А также «Keyboard Computer» компании «RMI», единственный музыкальный инструмент, использующий перфокарты и «Harmonic Synthesizer». Он имеет 16 гармоник, и вы можете создать собственный тон с их помощью. Помимо этого полифонический синтезатор «Korg». Сейчас я сотрудничаю с замечательным специалистом электротехники Мишелем Жес. Специалисты подобные ему - это современный вариант скрипичных дел мастеров. Они – творцы сегодняшнего дня или возможно завтрашнего утра. Жес делает для меня секвенсор с замыкателями, и я смогу запрограммировать долготу каждого звука и другие параметры. Это очень интересно, потому что я смогу изменять секвенцию во время секвенции, что устранит механический звук секвенсора. Другая «изюминка» - программирование задержки (дилэя), эффекта «эха» или слабых изменений в фильтрах звука. Это дает мне возможность добавить человеческий аспект интерпретации в секвенции.



Есть ли какая-нибудь особая причина, по которой Вы предпочитаете «Меллотрон» всем другим синтезаторам?

Это было случайно, потому что у меня был этот «Меллотрон». В основном, я использую его с фланжером. Я нахожу «Меллотрон» очень интересным, потому что он издает очень необычный звук, который похож на музыку к фильмам 30-х гг. Мне нравятся электронные искажения звука и для этого я как раз и использую «Меллотрон».



Что Вы можете сказать о реверберации?

Я использовал несколько различных ревербераторов при создании альбома, два устройства для магнитного резонанса звуков компании «Revox», один «Echoplex» и один ревербератор от компании «EMS». На мой взгляд, «Revox» является лучшим, потому что у него очень хорошая частотная характеристика и хорошее отношение «сигнал – шум». И я использовал стерео-ревербератор от компании «AKG» и пластинчатый ревербератор от компании «EMT» длиной 5 м. У меня было 18 различных устройств для стерео-интерференции звуков для микширования.


Были ли все эффекты эхо сделаны при микшировании или Вы наложили некоторые из них на исходные треки?

Некоторые в начале, но в основном при микшировании. Вы добавляете эффект эхо при микшировании, чтобы создать глубину.



Сколько времени у Вас заняла запись альбома «Oxygène»?

Четыре месяца основательной работы. Но саму идею я вынашивал в течение многих лет. До того как я ушел из Центра, я создавал электронную музыку для Парижской оперы. Впервые электронная музыка проникла в бастион традиций. Там меня заставляли красить громкоговорители в золотой цвет, чтобы они не выделялись на фоне декораций. Та музыка не была похожа на «Oxygène», но это было, возможно, началом для меня, потому что это было важным событием для Франции. Я начал контактировать со СМИ и понял, в какой изоляции мы, музыканты, находились. Столетие назад такого не было. Например, Чайковский дирижировал оркестром прямо перед своими слушателями. Теперь же у Вас есть звукозаписывающие студии и компании, телевидение, радио, пресса, стереосистемы, громкоговорители и только потом слушатели. Если Вы не знаете, как «пройти через все эти официальные инстанции», Вы теряете свою функцию как музыкант, то есть функцию коммуникации.


Отношения в поп-музыке являются более прямыми и непосредственными, просто потому что больше композиторов/исполнителей?

Да, но Вам придется столкнуться с другими медиа-ресурсами в любом случае. И само выступление, тур, сцена – это только продолжение записи. Запись – это исходная экспрессия сама по себе. Можно провести аналогию с фильмом: попросите ли Вы Стэнли Кубрика сделать театральную версию «Космической одиссеи 2001 года»? Но записи хранятся в запасниках как бутылки виски – это значит, что они низкого качества. И это неправильно. Запись – это современная версия романа, это как фильм. Есть два способа использование записи. Во-первых, документирование живого выступления, как это было изначально для Бетховена или для группы «Kiss», или Элвиса Пресли, или для Фрэнка Синатры. Это некий вид памяти. Во-вторых, это исходная экспрессия, посредник музыки, которая предполагалась для записи. Именно для этого и задумывался «Oxygène». Далее, Вы можете продумать исполнение материала «вживую», но я надеюсь, что концертная версия «Oxygène» будет отличаться от студийной версии, потому что если всё, что я делаю, будет один в один похоже на студийную версию, Вам будет удобнее слушать дома на Вашей стереосистеме.


Есть ощущение, что кое-что Вы позаимствовали у Баха. Насколько сильно он повлиял на Вас?

Я люблю Баха, Малера и Вагнера, но если мы говорим о влиянии, я должен сказать, что на меня на эмоциональном уровне в большей степени повлияло кино, чем музыка. Я имею в виду то, что на протяжении 19 века композиторы находились под влиянием литературы, романов: это касается и Вагнера, и Листа. И я должен сказать, что шедевры нашего времени надо искать не в литературе, а в кино. Кино – это главный способ выражения в наше время. «Космическая одиссея 2001 года» была шедевром, потому что этот фильм был первым фильмом, который описал нашу электронную эру в духе романтизма.


Шесть частей альбома «Oxygène» плавно перетекают одна в другую без резких переходов. Почему Вы выбрали этот тип структуры?

Я полагаю, что возможно мы стремимся думать, что единственно возможная музыка – это песня, которая длится 3 минуты. В то время как, с другой стороны, Моцарт писал и популярную музыку для общества того времени, и даже писал музыкальные произведения для танцев, для баллов, которые были этакими дискотеками в те времена. Кроме этого, он создавал симфонии. Когда я ушел из Центра электронной музыки, я понял, что музыкант сильно изолирован, и я решил попробовать донести музыку до слушателей другими способами, создавая музыку для фильмов, телевидения, даже джинглы. Это вызвало скандал среди части французской интеллигенции. Однако и музыка для опер, и джинглы, имеют право на существование.



Достаточно необычно для музыканта устраивать промо-тур, в котором больше интервью, чем концертов.

Я рассматриваю то, что мы сейчас делаем, как часть моей работы как композитора. Это часть музыки, если я могу так сказать, потому что если музыка должна быть связанной, то связывать ее будет именно композитор. Его или ее работа не заканчивается у дверей звукозаписывающей студии. Мы, возможно, создаем некоторый вид концерта для медиа и оркестра. Во Франции появилась совершенно новая волна, волна философов, которые не хотят создавать философские концепции внутри стен университета, волна художников, которые не хотят оставаться на чердаках. Они хотят найти отклик среди людей, независимо от того, где те живут, даже среди обнаженных женщин журнала «Playboy» или на телевидении или где-то еще. Их называют поп-философами, но я считаю, что мы живем в поп-культуре и я считаю себя и мое поколение поп-музыкантами. Если художник создает картинку для телевидения или для обложки журнала, он или она достигнет за неделю большего, чем за всю жизнь, проведенную на чердаке. Недавно я принимал участие в создании одного ТВ-шоу во Франции и я его начал с того, что подошел к камере и постучал по его объективу и сказал своим гостям: «Вам не нужно бояться этого аппарата. Это часть нас. Это не какая-нибудь преграда, это наш помощник». И именно так должно себя вести наше поколение.



Как Вы считаете, смогли бы Вы стать тем, кем Вы являетесь теперь, если бы Вы не изучали музыку в изолированной академической среде?

Это очевидно, что моя музыка была бы другой, но это не значит, что академическое образование обязательно. Это всего лишь один из способов создания музыки, но не единственный. Когда я работаю с электронными инструментами, я не использую свое классическое образование. Почему? Потому что электронные инструменты абсолютно новые и поэтому у меня абсолютно свободный, естественный подход к ним. Такого бы не произошло с акустическими инструментами, потому что я научился играть на них. Когда я прошу специалиста сделать для меня какой-нибудь электронный инструмент, то я не знаю, как на нем играть, он для меня новый, и мне приходится искать к нему подход. Я согласен, что Вы всегда – результат Вашего ранее полученного опыта, но, возможно, я использую электронные инструменты, чтобы двигаться вперед намного быстрее, чтобы забыть … о, нет, не свое образование, потому что оно неплохое, но лишь для того, чтобы поднять музыку больше на чувственный уровень, нежели на интеллектуальный. В нашем мире, который становится все жестче и жестче, важность музыканта возрастает. Когда Вы слушаете музыку, стоите перед картиной или смотрите кино, то Вы только тогда используете Ваши органы чувств, потому что в нашем мире мы используем их все меньше и меньше и они атрофируются. Поэтому, когда Вы слушаете музыку, Вы делаете лучше Вашу личность. Не имеет значения, хорошее ли у Вас музыкальное образование или есть ли оно вообще, Вам может нравиться или не нравиться какое-либо музыкальное произведение. Нет ничего плохого в том, что оно Вам нравится или не нравится. Это касается только Вас. Мы должны быть очень осторожными, если у нас есть музыкальное образование, не для того, чтобы решить, что хорошо и что плохо, и сказать людям, что они правы или не правы в своих музыкальных предпочтениях. Главным результатом этого вида критики является то, что люди приходят в замешательство, когда они слушают музыку не имея музыкального образования. Конечно, это все потому, что у меня есть классическое образование и я могу заявить, что оно – не единственный способ создания музыки, и ожидать, что его воспримут всерьез. Если бы я не получил классического образования и сказал бы подобное, никто бы не обратил на меня внимание. Поэтому, здесь есть и плюс от наличия такого образования.


Что Вы можете сказать о «Kraftwerk»?

Мне нравится кое-что из их музыки, но не все. Они не слишком близки мне по духу, потому что они подходят к созданию музыки с интеллектуальной стороны. И они сами говорят об этом, это не только мое мнение. Они отчасти даже возвеличивают технику. Может быть, это присуще немцам. И я не согласен с тем, как они уходят со сцены и играют на инструментах, потому что мы не должны забывать, что музыка – это то, как человек работает со звуками. У них какой-то медицинский подход к созданию музыки. Они смотрят на звуки и музыку глазами врачей. Я не согласен с таким подходом. Он поверхностный.


В альбоме «Oxygène» есть звуки очень похожие на хай-хэт. Это так?

Нет, это была электронная драм-машина, но запрограммированная особым образом. Забавно. У меня не было в планах использовать хай-хэт, но после микширования и добавления эффекта эхо, получилось именно так. Синтезатор интересен следующим: возможно, что это первый импрессионистский музыкальный инструмент. Я имею в виду, что когда Вы смотрите на картину Ван Гога с расстояния 3 метра, Вы видите, предположим, красные цветы. И Вы уверены, что это красные цветы. Но, если смотреть с расстояния 30 сантиметров, то они будут всего лишь мазками красного цвета. Вы не можете нарисовать цветок, можете только передать его образ. В последней части альбома, в том месте, где можно услышать морской прибой, если его взять отдельно, вне контекста, то он не будет таковым. Но, когда он используется в определенном контексте, то это и есть образ моря. Электронные инструменты как раз и позволяют использовать образ ветра, образ дождя, образ моря... По сути, образ жизни.

30 лет спустя после «Oxygene» Жарр по-прежнему свеж и полон сил (27 сентября 2010)

Порой мы забываем о том, что электронная музыка имеет не только немецкие корни. Существует расхожее мнение, что этот стиль начался с Kraftwerk, Can, Neu или Tangerine Dream (прим. пер.: немецкие коллективы, пионеры электронной музыки и краут-рока) и, так или иначе, имеет немецкий привкус. Но это не совсем так. В электронной музыке с самого начала были и другие ингредиенты.




Вернемся на миг в 70ые. Сентябрь, 1977 год. Музыкальные чарты, первоклассный панк, и кто на вершине? Между Элвисом и Дэвидом Соулом разместился не один, а целых два электронных сингла. И оба из Франции. На втором месте удивительный космический Space с песней «Magic Fly» – а двумя строчками ниже – Жан Мишель Жарр с «Oxygène» - необычным, будто из научно-фантастического фильма, синглом.



Команда Space давно потеряла связь с Землей, а Жарр продавал альбомы большими тиражами, давал концерты для миллионной аудитории у подножия Пирамид Гизы и в Париже. Он и сегодня в свои 60 с хвостиком – на зависть многим - в отличной форме. Мы сидим друг напротив друга в подходящем к случаю ретрофутуристическом интерьере citizenM hotel – сплошь стеклянные стены и дизайнерская мебель. Сегодня мы с Жарром будем говорить о его дружбе с Сержем Гинзбургом, симпатии к Себастьяну Телье, печальном конце техно-оптимизма. Мы не успеем обсудить его отношения с Шарлоттой Рэмплинг, Изабелль Аджани и Анн Парийо, возможно, поговорим об этом в следующий раз. Но зато в нашей беседе мы затронем тему родителей, любовь Жарра к архитектуре и абстрактной живописи.



Но в целом разговор будет об электронной музыке – ее происхождении и развитии. С чего она начинается и где заканчивается. «Нет ничего удивительного в том, что электронная музыка зародилась во Франции и Германии», - рассказывает Жарр. «Я всегда считал, что популярные во всем мире рок и поп появились исключительно благодаря американской и английской этнической музыке. А у электроники другой прототип – классическая музыка. И традиционно классика была распространена в Континентальной Европе. А именно в Германии и Франции».



Конечно, эту точку зрения можно и оспорить. Есть и в Америке подобные столпы электроники: звуковая лаборатория BBC radiophonic workshop, Вэнди Карлос или даже Майк Олдфилд. Но Жарр заглядывает в еще более далекое прошлое: Париж – «мой учитель» Пьер Шеффер, Кёльн - Карлхайнц Штокхаузен. То есть если следовать его логике, история электроники начинается именно в Европе. И Жарр – хоть и не всегда истина в последней инстанции – тоже часть этой истории.



Для него это была целая эпоха в музыке. Жарр родился в 1948 году и помнит, как в послевоенном Париже мама – героиня Французского Сопротивления – брала его с собой в джазовый клуб. «Какие люди играли в этом заведении! Арчи Шепп, Дон Черри, Джон Колтрейн и Чет Бейкер. Я и понятия не имел, что это за ребята, но приходя по вечерам в клуб, все время ошивался с ними по соседству. Помню день своего 8-летия. Чет Бейкер усадил меня на пианино и сыграл мне на трубе. Всякий раз, вспоминая тот день, я чувствую в своей груди эту мелодию. Вполне возможно, что это первое в моей жизни проявление связи с музыкой на физическом уровне. Когда я оглядываюсь назад в прошлое, то понимаю, что этот случай сильно повлиял на мои отношения с музыкой. Я общаюсь с ней через звуки, а не только с помощью нот».



Его отец – Морис Жарр – композитор - писал музыку к фильмам Дэвида Лина («Лоуренс Аравийский» и «Доктор Живаго») и подобным ему режиссеров. Он оставил семью, когда Жарру было всего 5 лет, и был в жизни сына скорее белым пятном. «Он жил в Америке, и, к сожалению, мне очень его очень не хватало. Иногда мне казалось, что открытый конфликт с отцом гораздо лучше, чем полное отсутствие отношений. Ребенку сложно ужиться с такой пустотой. Да и взрослому человеку тоже. Это как черная дыра в душе». Жан Мишель уверен, что отец не оказал влияния на его творчество, по крайней мере, на сознательном уровне. «Возможно, на генетическом, но не более».



В конце 1960х годов в Париже он познакомился с работами Пьера Шеффера, и это знакомство в значительной степени сформировало отношения Жарра с музыкой. Так как на тот момент он собирался стать художником.



«Мне необычайно нравилась лирическая абстракция – Джексон Поллок, Пьер Сулаж и так далее». Шеффер натолкнул его на мысль заняться чем-то подобным в музыкальной сфере, «создавать музыку при помощи звуков, записывающей ленты, ножниц и скотча». Коллаж скорее аккустический, чем визуальный.



«На будущей неделе мы отмечаем 100-летний юбилей со дня рождения Пьера Шеффера» - говорит Жарр. «Обидно, что это событие мало кому интересно – даже во Франции. Я считаю, будь он американцем, он был бы куда значительней Джона Кейджа, ведь это Шеффер придумал всё то, что чем мы сейчас пользуемся в работе – семплирование, лупы (прим. пер.:от англ – loop), реверсивные звуки. И однажды я сказал себе: «Вот именно то, чем я хочу заниматься».



«Есть принципиальное отличие в работе немецких музыкантов – «Tangerine Dream», «Kraftwerk» и других ребят – чрезмерная компьютеризированность. У них здорово получалось, но музыка выходила слишком механизированная и неживая. Я же, напротив, воспринимал музыку, как кухню, где смешиваются ингредиенты, ароматы и текстуры». Одним словом, принцип Жарра – это естественность и даже чувственность. Весьма по-французски.



В отличие от учителя он время хотел объединить электронную и поп-музыку. Сначала он писал французские поп-песни для таких певцов, как Патрик Жуве и Франсуа Харди, но это был только разогрев. Он воплотил свои амбиции в альбоме Oxygene. И приобрел тем самым многочисленных поклонников.



Его музыкальные произведения вполне в духе времени, но если вслушаться в них чуть внимательней, то можно найти сходство с Себастьяном Телье. Это не музыка у нас похожая, говорит Жарр, просто мы схожим образом передаем свои чувства.



Жарр понимает, что делает масштабные световые и видео-проекции, и из-за этого сам теряется на фоне зрелищных шоу и декораций. Это происходит потому, что «человек, стоящий на сцене за ноутбуком в течение 2х часов – не самое увлекательное и притягательное в мире зрелище».



Его турне «2010» куда более камерное, а его название – это дань Артуру Ч. Кларку, давнему поклоннику Жарра. Закрытые площадки, на сцене 4 человека и 70 инструментов (все аналоговые). «Мне очень хотелось показать, что и с электронными инструментами можно дать живой концерт. Мы живем в обществе, которое боится любых неожиданностей. Все должно быть чисто и гладко, заранее подготовлено. То же самое касается и нашей повседневной жизни. И вдруг ты сам себя подставляешь, ведь во время концерта могут возникать разного рода накладки. Но это объединяет тебя со зрителями, создает совершенно иную доверительную атмосферу в зале».



Всякое может случиться, но Жарр и по сей день выступает со своим самым первым синтезатором. «Эти старички надежнее многих компьютеров, потому что раньше их изготавливали из тех же деталей, что и военную технику».



С Жарром приятно поговорить. Он открытый, проявляет интерес сам и заинтересовывает собеседника. Если быть честным, он нравится мне гораздо больше, чем его музыка. Наша беседа подходит к концу, и я спрашиваю его о связи между жизнью и творчеством. «Для композитора жизнь и музыка неразрывно связаны друг с другом,» - отвечает Жарр. «Но в этом есть и свой минус. Если вы хотите быть счастливым, не становитесь художником или композитором. Это не так-то просто».



Почему же? Не от того ли, что все композиторы непременно эгоисты? «Нет...» - начинает он, а затем соглашается, «да, есть немного. Но речь не об этом. Растить детей или иметь крепкую семью тоже неимоверно тяжело».



Но Жарр имел ввиду не эгоизм в чистом виде. Он хотел сказать о разнице между мудростью и творчеством. «Настоящий мудрец творцом не является. Мудрый человек сродни Диогену в бочке. Ему не нужно ничего доказывать. Вы являетесь художником или композитором до тех пор, пока не обрели мудрость, или пока у вас есть психологические проблемы. Совершенно недавно я понял, что у многих музыкантов – у рок-звезд - не было отца».



Конечно, он мог иметь в виду и самого себя. И Джона Леннона, думаю я. «Роджера Уотерса», - добавляет он. «Уйму людей». Как заявляет Жарр, такая потеря ведет к легкой степени шизофрении, желанию спрятаться в своем собственном мире. Вот это и стимулирует творчество. И также несет в себе определенный негатив.



«Безусловно, в реальном мире не очень-то здорово жить с этим; постоянное балансирование на грани сильно выматывает. Когда ты находишься в мире искусства, то не уделяешь должного внимания и заботы тем, кого любишь; а с другой стороны, погружаясь в повседневную жизнь, можешь неожиданно столкнуться с чувством неудовлетворенности из-за того, что недостаточно времени уделяешь творчеству. Поэтому-то быть композитором не так уж и здорово. Это не лучший вариант для тех, кто желает спокойной жизни».

Интервью Клода Самара для Fairlight Jarre


С 2004 года Клод Самар играет ключевую роль во всех проектах Жана Мишеля Жарра. Fairlight Jarre благодарит Клода за предоставленный им интересный материал.




- Расскажите всем тем, кто не знаком с вами, кто же такой Клод Самар??

Я счастливец, который зарабатывает на жизнь музыкой.


- Ваши первые шаги на музыкальном поприще?

Я был рок-гитаристом (как и ЖМЖ)


- Как ЖМЖ вышел с вами на связь?

Через Алана Билоуса, который занимается постановкой его грандиозных шоу с 2004 года.


- Как прошла ваша первая встреча с ЖМЖ?

В ресторане. Мы оба родом из столицы кулинарии Лиона, поэтому это было многообещающее начало.

- Были ли вы знакомы с музыкой ЖМЖ до вашего сотрудничества??

Конечно. Я ходил на его концерты на Ля Дефанс и у Эйфелевой башни.


- Какая композиция ЖМЖ или его альбом вам особенно нравится?

С альбома «Zoolook» началась моя карьера сэмплера.


- В большинстве концертов ЖМЖ вы заняты в качестве музыкального директора. Чем же конкретно занимается музыкальный директор?

Жан Мишель всегда четко представляет, какими в каждом проекте должны быть музыкальное оформление, общение со зрителями и т।д., но ему нужен человек, который реализует все его пожелания. На решение таких задач требуется очень много времени и нужно понимать, что подобные вопросы стоят и в области визуальных эффектов (видео, лазеры, пиротехника) и света, поэтому ему нужен музыкальный директор, который все время будет помогать ему во всех вопросах, связанных с музыкой. Я обсуждаю с ЖМ каждый этап своей работы, чтобы убедиться, что правильно понимаю его пожелания, например, каких гостей пригласить на концерт в Бенине (гос-во в Зап. Африке), Гданьске (город в Польше), Мерзуге (деревне в Марокко)...Поэтому я внимательно его слушаю, провожу много предварительных встреч, совещаний, обсуждений, чтобы наилучшим образом поймать его «курс».


- Концерт Жарра в Гданьске отличался потрясающими аранжировками, взять хотя бы "Индустриальную Увертюру"... Кто делал аранжировку этой композиции – вы или Жарр??

У меня были некоторые наработки, затем ЖМ решил, какие из них оставить и добавил своё. В этом и заключается сотрудничество, ведь Жарр не может заниматься целиком и полностью музыкой, изображением, лазерами, светом. На это нет времени. Именно поэтому в каждой области у него есть коллега, который работает над шоу вместе с ним шаг за шагом, опираясь на первоначальные рекомендации маэстро. Это взаимный обмен опытом. У ЖМ есть собственное представление о музыке, поэтому с кем бы он ни работал над аранжировками, музыка остается его. У его директоров разное музыкальное образование и музыкальные предпочтения, но все мы здесь для того, чтобы следовать в направлении, которое задает Жарр. Мы работаем над проектом, чтобы сэкономить время и энергию ЖМЖ, пока он занят другой его частью.



- И тот же самый вопрос, но уже о треках с альбома "Метаморфозы" на концерте «Вода для жизни»: предложенные аранжировки – ваше творчество?

Жарр обрисовал идею, сказал от чего нужно отталкиваться, дал демо-записи, а дальнейшей работой занялся я и время от времени показывал ему результаты. После он ознакомился со всеми идеями, которые у нас были, и принял финальное решение. Жарр, как и кинорежиссер, принимает окончательное решение, потому что он обладает достаточным количеством интересного материала для отбора. Кроме того, совместная работа обогащает, особенно, в долгосрочной перспективе – она стимулирует, привносит в творчество новизну...


- Давайте поговорим о DVD-записи, где Жарр прокомментировал трек Tian’anmen. Он сказал, что над его созданием вы работали вместе в вашем номере отеля. Пожалуйста, расскажите нам немного об этом треке.

Я думаю, что у нас могло быть больше базовых идей еще до нашего приезда в Пекин, но основная работа была проделана в именно отеле при помощи подручных средств (моего ноутбука Mac, программного обеспечения ProTools LE и Digi 002 interface). Я даже купил цимбалы в местном магазине, и мы использовали их в концертном выступлении. Эти цимбалы до сих пор хранятся в моей студии!


- Есть ли у вас какие-то особые воспоминания – приятные или не очень – о концертах Жарра?

Плохих воспоминаний нет. Хороших много, а наиболее яркие остались о концерте в Пекине, исследовании Китая, а также о посвящении в закулисную жизнь.


- Вы знаете, что альбом Téo & Téa получился довольно противоречивым, и многие поклонники не приняли его. Каково ваше мнение об этом альбоме? Догадывались ли вы во время работы над ним, что, он может шокировать сообщество поклонников?

Да, это был особый опыт, ЖМ много говорил об этом. Думаю, это была необходимая ступень, но ничего страшного, ведь впоследствии Жарр вернулся к своему фирменному звучанию «Oxygene».


- Примерно в конце 2006 года ЖМЖ говорил о новом альбоме под названием «Сэнт Экзюпери», который должен был увидеть свет в первой половине 2007 года, но затем появился «Téo & Téa». «Téo & Téa» и «Сэнт Экзюпери» - это один и тот же проект или Жарр оставил работу над «СЭ».

Думаю, один и тот же.


- Вы знаете, что в работе над Téo & Téa ЖМЖ активно использовал грувбокс Roland MC808*. Это поразило большинство его поклонников. Ведь ЖМЖ, настоящий творец, а в этом альбоме практически без изменения использовал готовые музыкальные семплы... Что вы думаете об этом? В чем причина?

*Грувбокс - это полноценная рабочая станция без клавиатуры, ориентированная на создание современной музыки, имеющая на борту полный арсенал для создания законченных треков. (прим.пер.)

Над созданием модуля Roland много работал сам ЖМ. К тому же Teo & Tea – это его совместное творчество с Тимом (голландским диджеем и музыкантом), который также «приложил руку» к Roland, поэтому ничего удивительного, что некоторые музыкальные сэмплы грув-бокса были использованы и при записи диска. Я даже видел в студии ЖМ людей из японского представительства Roland, как подтверждение того, что в то время они сотрудничали.


- Что касается ваших выступлений в Испании с альбомом Oxygene в рамках тура «В концерте», остались ли у вас особые воспоминания?

Да, это был феноменальный успех. Я помню, как ЖМ преобразился на сцене – стал больше шутить, бегать, двигаться и т.д... Возможно, это произошло благодаря испанской публике, но с того самого момента, изменилось поведение ЖМ на протяжении всего тура. Я даже помню, как однажды сказал ему: «Вот это и называется триумфом».


- Вы принимаете участие в работе над новым альбомом ЖМЖ? Если да, то в каком направлении музыка, это возврат к истокам или еще один Téo & Téa?

Безусловно, это не новый Teo & Tea. Да, ЖМ много работает над новым проектом. А также Франсис, Дом и я – отличная команда!


- Собираетесь ли вы расширить концертную географию в следующем году в рамках текущего турне ЖМЖ? США, Южная Америка? И Испания???

Надеюсь!!! Я знаю, что ЖМ хочет этого..... но сейчас все в мире настолько непостоянно (даже вулканы). И тем не менее я скажу «да», в 2011 мы планируем выступить и на других континентах.


- Какая музыка вдохновляет вас на творчество?

Меня вдохновляет любая музыка, в которой есть душа и эмоции, а голос или инструмент роли не играют, будь то старенький синтезатор или гитара.


- Вы работаете с кем-либо помимо ЖМЖ???

Конечно, в противном случае ЖМ не доверял бы мне. Я со многими работаю, начиная с известных французских исполнителей и заканчивая «королевой реггей» Ритой Марли, рок-исполнителем Зуккеро, группами «Supertramp» Роджера Ходжсона, Midnight Oil, с исполнителями этнической музыки из Монголии и Африки... Я также пишу музыку к компьютерным играм (Rayman, Far Cry, Pod2) и фильмам.


- Над чем вы работаете в настоящее время?

Я выпустил новый диск «Горизонты» ("Horizons") и закончил саундтрек к фильму «Кристофер Рот», спродюссированный Максом Сендером. Я работаю над своим новым проектом, где будут сочетаться электро- и акустические инструменты.



- Пожалуйста, расскажите нам о своем новом диске. Собираетесь ли вы продавать его в Испании?

Сейчас я как раз занимаюсь маркетингом. Диск можно купить на iTunes и Amazon, но я также прощупываю почву, чтобы продавать его в обычных магазинах как в Испании, так и в других странах. «Горизонты» совсем не похожи на то, что я делаю с ЖМ, хотя альбом преимущественно инструментальный – моя любимая область. К тому же он дал мне возможность сотрудничать с композиторами и исполнителями разных стилей из разных стран от Тибета до Африки. Мой следующий проект будет называться «Электрический подъем» ("Electro Lift"), что говорит само за себя, в его записи будут задействованы многие инструменты из тех, которые мы используем в работе с ЖМЖ.


- Еще раз спасибо! Наилучшие пожелания из Испании!

И вам спасибо! Надеюсь, до скорой встречи. Мне нужно слегка подтянуть свой испанский!!!


Фото: Сергей Кучеров